Общая психопатология. Том 1 - Евгений Васильевич Черносвитов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
3) Как род, вид и индивид.
4) Как «некто» в бидоминантности «Я – Ты», и бимодальности «Я – мое тело».
Будучи в «состоянии толпы», субъект теряет необходимость аутоидентичности и аутоидентификации для всех данных ипостасей. Он отождествляет себя с «Мы». Тоже происходит и в «измененных состояниях сознания» (Ultima fula). Смысл переживаний состояния Tat Twam Azi – «Мы» вместо «Я».
К настоящему времени накоплено много доказательств коммуникативной (и коммутативной) сущности сознания. От физиологических до феноменологических. От нормально физиологии до Общей психопатологии. Мистики называют состояние «Мы» – «обретением „Я“ своего астрального двойника», по образу и подобию которого «Я» сотворено. Кельты считали, что «Мы» возникает в инобытие лишь тогда, когда «Я» еще вернется к своему земному существованию. Если же не вернется «Я» к «себе», то «Мы» распадется! Однояйцовые близнецы знают, что это такое: «Я всегда вижу тебя, когда смотрю в зеркало». «Проводы умирающего», по-кельтски, уничтожившие в зародыше экзистенциальные заигрывания со Смертью гуманистическими психологами, раптус, возникающий у живого человека, гримирующего себя под рядом находящегося мертвеца.
Итак, мы рассмотрели главное, без чего невозможно понять, не мистифицируя, реальность или Общую психопатологию «измененных состояний сознания». Раскрывая содержание «измененных состояний сознания», в настоящее время, чтобы не опуститься до вульгаризма, все еще необходимо придерживаться Вед, учения о Брахмане и Атмане и Упанишад, начиная с четырнадцатой упанишаде. (Первый ее удачный перевод принадлежит Е.В.Черносвитову. (См. «Формула смерти». Издание 3-е.)) «Мы» и есть единство Брахмана и Атмана.
Но, современный научный опыт познания «измененных состояний сознания» гораздо богаче Вед. Так, учения о функциональной асимметрии, индийская философия не знает. А без него – немыслимо раскрытие ни одного «измененного состояния сознания» в рамках современной науки.
Е) Чуринга – ключ к пропедевтике альтернативных состояний сознания обыденной жизни и юридической психологии
Чуринга – тотем австралийских аборигенов и брэнд современных торговцев футболками. Здесь пойдет речь исключительно о тотеме.
«В полдневный жар в долине Дагестана…»
(М. Ю. Лермонтов. «Сон»).
«Неожиданно из леса донеслось рычанье, ворчанье,
хрипенье, шипенье, сопенье, будто там притаился
паровоз или, что вернее, хищный зверь!
– А тигры и львы тоже тут водятся? – с опаской
спросила Алиса.
– Это, – и Тик кивнул в сторону леса, Черный
Король похрапывает.
– Пойдем полюбуемся! – крикнули оба брата и
потащили Алису за собой.
Король спал совсем неподалеку.
– Смотри, какой симпатяга! – шепнул Тец.
По правде говоря, Черный Король таким уж
симпатичным Алисе не показался. Он лежал
скрючившись. В мятом халате и засаленном
ночном колпаке Король был похож на узел со
старым тряпьем. И храпел так, что голова его
сотрясалась.
– От такого храпа до сотрясения мозга недолго,
– заметил Тец.
– Боюсь, не простудился бы, – заботливо
сказала Алиса. – Трава уже сырая от росы.
– Ничего. Зато он смотрит сон, – сказал Тик.
– Догадайся, что ему снится?
– Этого никто не может угадать, —
ответила Алиса.
– Ты! Ты ему снишься! – закричал Тик и
радостно захлопал в ладоши. – А когда он
проснется, ты знаешь, где будешь?
– Там, где и сейчас, – пожала плечами Алиса.
– А вот и нет! – злорадно завопил Тик. – Ты
исчезнешь вместе с его сном!
Потому что ты и есть его сон.
– Стоит Королю проснуться, – добавил
Тец, – и ты – тю-тю! – растаешь, как
дымок от потухшей свечки.
– Неправда! – рассердилась Алиса. – Я
никогда не исчезну! – Тут она лукаво
глянула на вредных пузанов и спросила:
– Допустим, я только сон. Но кто же
тогда вы?
– То же, что и ты, – спокойно ответил
Тец.
– Я и он – тоже сон! – завопил вдруг
радостно Тик.
– Тшш! – прошептала испуганная Алиса.
– Король проснется.
– Тебе откуда знать, когда он проснется,
– вредничал Тик, – ты же там, у него
во сне. Думаешь, ты и в самом деле
ВСАМДЕЛИШНАЯ? А вот и нет!
– Всамделишная! – топнула Алиса. —
Всамделишная! – И вдруг заплакала.
– Плач не плач, – продолжал
ехидничать Тик, а слезами делу не
поможешь.
– Если бы я не была
всамделишная, то я бы не умела
плакать, – сказала Алиса,
вытирая слезы и пытаясь
улыбнуться: стыдно плакать из-
за чепухи!»
(Льюис Кэрролл. «Алиса в Зазеркалье»).
«А теперь, котик, хорошо бы сообразить, кому приснился весь этот сон, – обратилась Алиса к черному котенку. – И перестань играть со своей лапкой, дурашка. Я тебе серьезно спрашиваю. Ведь сон мог присниться и мне, и Черному Королю. Понимаешь, он был в МОЕМ сне, но и я была в ЕГО сне. Вдруг и вправду все это приснилось Черному Королю?.. Чей же все-таки это был сон?»
Сорок лет до Льюиса Кэрролла, этот же вопрос задал Лермонтов:
«В полдневный жар в долине Дагестана
С свинцом в груди лежал недвижен я;
Глубокая еще дымилась рана,
По капле кровь точилася моя.
…Но с пал я мертвым сном.
И снился мне сияющий огнями
Вечерний пир в родимой стороне.
Меж юных жен, увенчанных цветами,
Шел разговор веселый обо мне.
Но в разговор веселый не вступая,
Сидела там задумчиво одна,
И в грустный сон душа ее младая
Бог знает чем была погружена;
И снилась ей долина Дагестана;
Знакомый труп лежал в долине той;
В его груди дымясь чернела рана,
И кровь лилась хладеющей струей».
В загадке Лермонтова-Кэрролла ключ к пониманию миросозерцания австралийских аборигенов. Уникальной системы взглядов, к необходимости осмысления которых, привели чрезвычайно актуальнейшие феномены современного социального бытия. Эти феномены имеют глобальное значение.
Дело в том, что традиционные, научные и эзотерические методы (и аксиомы) психологии и Общей психопатологии, как показали многолетние попытки их применения к данным феноменам, оказались неэффективными. Мы имеем в виду, прежде всего:
немотивированные серийные убийства,
современных «камикадзе» (где этнический фактор все меньше и меньше заметен),
современные секты и многочисленные общества, вполне интеллигентных и вменяемых граждан, собираемые «мессиями» (типа Григория Гробового),
узников квартир и пожирателей объедков (и прочих социопатов),
размножение и расцвет, узаконенных цивилизованными обществами, перверсий (не только сексуальных),
юридические «казусы», вроде «дела полковника Буданова»,
немотивированные самоубийства и членовредительства, все четче проявляющуюся тенденцию к саморазрушению (аутоагрессию), не только в сфере индивидуального сознания, но и сознания общественного;
бытовые наркомании, токсикомании и серию всевозможных иных маний («поклонников» кроссвордов, «гаррипоттеров», «дозоров» и т.п.);
толпы и массы девиантных и делинквентных субъектов, формирующих некую теневую армию, роту, (в ее истинном смысле), или «пятую колонну».
Проблема видна невооруженным глазом: мы давно живем в мире сограждан, чьи поступки, поведение и образ жизни девиантны и делинквентны, если их не считать «обыденными» феноменами Общей психопатологии! С одной стороны, с точек зрения Общей и Судебной психопатологии, эти сограждане вменяемы. С другой стороны, с точек зрения юридической и обыденной психологии, действия данных граждан непонятны (прежде всего, потому, что немотивированны). Общество породило некоего коллективного мутанта. Субъекта, находящегося в постоянном состоянии никак необъяснимого «сомнамбулизма». Альтернативное (нормальному) сознание (формы сознания), о котором во второй половине предыдущего столетия еще робко говорили философы-экзистенциалисты и гуманистические психологи, стало обыденным, массовым и разноликим социальным феноменом: «И сам я сон, который снится кому где-то в стороне!» (М. М. Достоевский). Правда, давным-давно, Лев Шестов заявил о грядущем апофеозе бессмыслицы! Но, кто его тогда услышал?
Действительно, кто кому снится: мы, граждане, (чьи поступки мотивированы и понятны) этому «коллективному мутанту», или он нам? А, может быть, мы находимся в «его сне», а он – в нашем?
